На протяжении всех лет с начала оккупации Крыма россияне применяют тактику запугивания, чтобы подавить попытки инакомыслия и сопротивления на полуострове. «Суды» над проукраинскими активистами носят демонстративный характер, и даже в заключении оккупанты продолжают создавать пленникам Кремля условия, которые правозащитниками приравниваются к пыткам. Одним из методов давления является неоказание медицинской помощи людям, которые в ней очень нуждаются: с хроническими заболеваниями, обострениями болезней, в преклонном возрасте.
По состоянию на сегодняшний день такое давление испытывают по меньшей мере 50 из 180 политзаключенных, которых удерживают в колониях оккупированного Крыма или на территории России, 26 из них — в критическом состоянии.
Двое пленников вследствие такого нечеловеческого отношения оккупантов умерли в заключении в феврале этого года — Джемиль Гафаров и Константин Ширинг.
Еще ряд политзаключенных, с учетом возраста и состояния здоровья, рискуют не дожить до конца срока. Об этом открыто говорят их родные. Единственный способ спасти этих людей — освободить их, но сделать это крайне сложно.
Как украинская власть пытается повлиять на ситуацию? Почему Россия не соглашается на обмен гражданских? Почему неоказание медицинской помощи пленникам носит в РФ системный характер? На эти и другие вопросы ответила постоянный представитель президента в Автономной Республике Крым Тамила Ташева.
[see_also ids=»557575″]
— Тамила Равиловна, расскажите, пожалуйста, изменилась ли ситуация с доступом к медицине украинских политзаключенных?
— Ситуация с доступом к медицине украинских политзаключенных на оккупированных территориях и в России не меняется уже много лет. Мы следим по сообщениям правозащитников, которые, в частности, предоставляет «Крымская солидарность». Около 30 политзаключенных (если точнее, 26) — это люди, которые находятся в критическом состоянии и нуждаются в медикаментозном лечении.
Среди них — крымскотатарский активист Сервет Газиев, осужденный к 13 годам колонии строгого режима по надуманному обвинению. Уже в заключении он переболел COVID-19, до сих пор страдает от головной боли и хронической гипертонии. У него подагра и разрушаются зубы.
Он настолько плохо себя чувствует, что перед одним из судебных заседаний мужчине пришлось уколоть обезболивающее, но это не помогло. Пришлось даже вызвать ему врача в зал суда.
Политзаключенный в 2021 году пережил микроинсульт, после чего у него парализовало правую часть лица. После избиения в камере за отказ голосовать согласно так называемому российскому законодательству у него начались проблемы с опорно-двигательной системой.
Общественного журналиста, активиста Амета Сулейманова осудили к 12 годам колонии строгого режима. У него тяжелая болезнь сердца. Пока продолжалось досудебное расследование, у него была возможность находиться под домашним арестом. После вынесения приговора его направили в колонию строгого режима. В его случае это равнозначно смерти. Амету необходима замена сердечного клапана, но так называемая российская экспертиза пришла к заключению, что у него нет проблем со здоровьем.
Уже продолжительное время в заключении находится фигурант одной из первых групп так называемого дела Хизб ут-Тахрир Эмир Усеин-Куку, известный украинский крымскотатарский активист, политзаключенный. Его осудили к 12 годам колонии строгого режима.
Еще в ходе первого задержания сотрудники ФСБ отбили ему почки, повредили поясничный отдел позвоночника. Эти травмы в дальнейшем стали хроническими, постоянно дают о себе знать.
В июне оккупационные врачи сделали ему операцию на кишечнике. Уже через день после оперативного вмешательства Эмира отправили назад в колонию. То есть реабилитационного периода у мужчины не было. Это около 200 километров, он преодолел их со свежими швами.
После таких преступных действий россиян, которые можно приравнивать к пыткам, в феврале этого года умерли двое пленников Кремля: Джемиль Гафаров и Константин Ширинг.
Одна из немногих женщин-политзаключенных — правозащитница, гражданский журналист, медик Ирина Данилович. В заключении состояние ее здоровья постоянно ухудшается. На последнем судебном заседании она уже почти не слышала вопросов судьи из-за болезни ушей, которую в заключении не лечат, несмотря на все просьбы и требования. Оккупационные врачи говорят, что она здорова. А сейчас Ирина теряет слух, что может привести к инвалидности. Также у пленницы Кремля проблемы с сердцем.
Первого заместителя главы Меджлиса, журналиста Наримана Джеляла россияне осудили к 17 годам лишения свободы. После перевода в СИЗО №2 Симферополя у него обострились проблемы с позвоночником. Ему не выдают необходимых лекарств, которые требуют он или его жена и общественный защитник.
Мужчине не разрешают днем ложиться, а это могло бы разгрузить ему спину. У него, вероятно, и варикозное расширение вен. Проблемы со зрением были, когда его только лишили свободы, сейчас из-за плохо освещенной камеры он видит еще хуже.

— Как правило, россияне пытаются выглядеть более цивилизованными, чем обычно, в глазах мирового сообщества, но своего отношения к украинским политзаключенным почти не скрывают. Почему?
— Не соглашусь с вами по поводу россиян. Мне кажется, что они не думают о том, как выглядят в глазах кого бы то ни было. Стоит посмотреть, что они вытворяют в Украине, чтобы понять, что им абсолютно, простите, наплевать на чье-либо мнение.
Но действительно соглашусь с тем, что на международных мероприятиях они пытаются оправдать свою позицию. Они же все равно продолжают принимать участие в различных форумах, ОБСЕ, ООН и т.д. И стараются продвигать свое видение, выгородить себя.
Мы благодарим правозащитные организации за то, что они отслеживают ситуацию, родственников, семьи, которые об этом говорят, общественных журналистов и журналисток, адвокатов… Только так мы можем получать объективную информацию, фиксировать ее и передавать в международные инстанции для реагирования.
Так, журналистку Лутфие Зудиеву недавно задерживали именно за то, что она освещала суд над братьями Ахтемовыми и Нариманом Джелялом. Бесспорно, это очень сложно, но благодаря им мы все же получаем информацию.
Только правдой и оглаской можно противостоять гибридной информационной войне, которую ведут оккупанты.
— Какие рычаги использует Украина для освобождения политзаключенных?
— Освобождений гражданских заложников, в частности крымчан, уже давно не происходило. Последние случаи были еще в 2019 году. Сейчас этот вопрос зашел в тупик. За время полномасштабного вторжения удалось освободить всего нескольких гражданских пленных. Чаще всего освобождают военнопленных.
Россия не хочет признавать крымских заложников украинскими гражданами — страна-агрессор принудительно паспортизовала их. Конечно, мы понимаем, что эти паспорта незаконны, Украина их не признает и идентифицирует пленников Кремля как своих граждан. Но Россия говорит, что у них нет других граждан, кроме российских.
Конечно, это не помогает сдвинуть вопрос с мертвой точки, но ключевая причина на самом деле даже не в этом. А в том, что россияне не хотят освобождать тех, кого преследуют по политическим мотивам, поскольку понимают, что они публично будут говорить о преступлениях РФ, как это делали Александр Кольченко, Эдем Бекиров, Олег Сенцов.
Процесс освобождения очень сложный, но у Украины есть все списки политзаключенных. Офис президента, Координационный центр по вопросам обращения с военнопленными, Офис представительства президента в АР Крым и Офис Крымской платформы постоянно обновляют эти данные.
Мы находимся в контакте с разными структурами, чтобы обновлять эту информацию. Ее передают, в частности, и третьим сторонам. Например, Турция была одной из сторон, которые ведут коммуникацию с россиянами. То есть делаем все возможное, чтобы освободить украинцев. К сожалению, процесс непростой, и надо понимать, что только желания и усилий Украины недостаточно.
— То есть это комплексный процесс освобождения и облегчения условий содержания политзаключенных, в котором принимают участие и родные, и журналисты, и международное сообщество…

— Да. Конечно, ключевое — это родные политзаключенных, предоставляющие информацию, гражданские журналисты, общественные организации, имеющие определенный доступ и возможности для мониторинга.
К сожалению, в данный момент все усложнилось из-за того, что со стороны материковой части доступа к Крыму у Украины нет. С территории России украинские правозащитники сейчас не въезжают, поэтому объективную информацию получить крайне сложно. Но нам все равно это удается.
— А можно ли привлечь международные институции именно для мониторинга, проверки условий, в которых содержат наших политзаключенных? Конечно, украинский Красный Крест россияне не допустят, но есть международные организации.
— Украина всегда настаивала на том, что представители этой организации должны были бы быть на всех не контролируемых нами сейчас территориях. Это касается и Крыма. К большому сожалению, Красный Крест ничего для этого не делал в течение девяти лет с момента оккупации полуострова.
Россия не допускает никаких международных наблюдательных миссий, начиная с 2014 года. При том, что это было одним из ключевых требований к российской стороне для возврата их делегации в Парламентскую ассамблею Совета Европы. В 2019 году усилиями некоторых российских так называемых правозащитных организаций россиян вернули в ПАСЕ. Они должны были выполнить озвученное Дуней Миятович (комиссар Совета Европы по правам человека. — Ред.) требование относительно доступа в Крым. Но ни одна такая миссия полуостров не посетила. Ведь все хорошо понимают, что люди там увидели бы — Совет Европы, спецпредставители и т.п.
Как бы россияне ни пытались показывать им так называемые потемкинские села, хорошую картинку, все равно те, кто разбирается, поняли бы, насколько сложная ситуация в Крыму с политзаключенными и в целом — с правами человека.
Если раньше с политзаключенными могли видеться хотя бы наши консулы, то с 2022 года такой возможности нет. Именно поэтому настолько важна работа родственников и адвокатов, которые, несмотря ни на что, пытаются посещать своих подзащитных.
— По вашему мнению, медийная, информационная поддержка действительно помогает нашим политзаключенным?
— Однозначно. Привлечение внимания к каждому делу очень помогает. Особенно — со стороны международных партнеров. Любая огласка ситуации с пленниками на разных площадках важна. Это дает возможность, хоть и не одномоментно, но все же оказать медпомощь тем, кто в ней нуждается. А еще тех, о ком говорят, не пытают в заключении.
Мы как государство, со своей стороны, пытаемся постоянно это озвучивать, когда узнаем о том или ином деле, где политзаключенный в критическом состоянии. Передаем информацию международным партнерам и просим их реакции.
Огласка может помочь найти человека, как в свое время произошло с незаконно задержанным в Крыму художником Богданом Зизой. Когда его задержали, о его месте пребывания никто в Украине не знал, и только после огласки мужчина появился в «покаянном» видео ФСБ. Это дало возможность установить, где его содержат, а потом усилить внимание к его делу. После истязаний во время ареста таких жестких действий против него уже не применяют.
— Я знаю, что вы поддерживаете связь с политзаключенными, уже вышедшими на свободу. Раньше правозащитное сообщество критиковало Минсоцполитики и Минздрав, что они не разработали порядок для выполнения закона о господдержке пленников Кремля. По состоянию на сегодняшний день все ли сделано в этом смысле, по вашему мнению?
— Мне тяжело говорить, поскольку мы являемся одним из разработчиков системы. По моему собственному мнению, комиссия работает, там могут быть определенные проблемы, в частности связанные с ограничениями, наступившими после полномасштабного вторжения, и невозможностью даже документы передать.
Насколько известно, изменения в этот закон приняты. Теперь должны быть разработаны подзаконные акты. После этого можно увидеть, как документ будет работать на практике.
Я так понимаю, там есть вопросы с доступом к физическим документам политзаключенных, еще ряд проблем. Но все же считаю, что комиссия и, соответственно, государство делают все от них зависящее для помощи политзаключенным, пытаются даже в условиях большой войны давать сто тысяч гривен ежегодно незаконно заключенным россиянами. Это непросто с нынешним госбюджетом, ведь большая его часть, как вы понимаете, идет на оборонные способности страны. Но мы все равно и в дальнейшем поддерживаем данную программу. Это означает, что Украина беспокоится о людях, эти программы не сокращают, продолжают. Это важно.
— Скажите, пожалуйста, только ли на финансовую помощь могут рассчитывать политзаключенные и их семьи?
— Не только. Также на медицинскую, юридическую, психологическую.
— Один из кейсов, поразивший меня, — это дело россиян против крымчанки Галины Долгополой, которую они обвинили в «государственной измене». Ей 68 лет, и о ней очень мало информации. Есть ли какие-то новые данные о ней, о состоянии ее здоровья?
— Конечно, мы следили за этим делом с самого начала. Галину Долгополую задержали в ноябре 2019 года. Из-за статьи «Государственная измена» дело было под грифом «секретно» со стороны Российской Федерации. Женщину называли «секретной шпионкой».
Сейчас она в заключении. Галина очень достойно выдержала все, что было с ней во время суда и транспортировки из Крыма, не предала Украину. Женщина пишет такие сильные письма из заключения, даже после полномасштабного вторжения использует очень патриотическую лексику: «Украина-мать» и т.п.
Это удивительно отважная женщина. Сейчас Галина очень похудела. Уже в заключении она заболела гастритом, во время депортации в российскую тюрьму обморозила пальцы ног.
Ситуация с ней крайне сложная. Конечно, мы пытаемся следить за этим делом, привлекая украинских правозащитников. В частности, коммуницируем с Крымской правозащитной группой, берем у них информацию, чтобы понимать, в каком состоянии женщина.
Из-за секретности дела Галины никаких материалов мы, к сожалению, не видели. Знаю, что она родилась в Бахчисарае. Осталась сама в Крыму на момент заключения, своих дочь и внучку уговорила переехать с полуострова.
Когда ее заключили, мы прежде всего пытались коммуницировать с родными. Они искали адвоката, но, повторюсь, это одно из самых секретных дел среди политзаключенных.
Конечно, мы настаиваем на ее освобождении. Но сейчас ее, так же как и других пленников Кремля, не освобождают.
— Как украинцы могут помочь политзаключенным?
— Очень важна поддержка письмами. Мы совместно со ZMINA и украинским ПЕН-клубом проводили акцию «Письма в свободный Крым», во время которой каждый мог написать письмо заключенным в России. Письма присылали с материковой части Украины, из Польши, Швеции, даже Таиланда. Писали друзья, родные, небезразличные незнакомцы, дети, известные деятели. Собрали более 350 писем.
Однозначно это нужно делать, им очень важно, что о них помнят, когда они получают весточку со свободной территории с хорошими словами в их поддержку.
И, конечно, это огласка, о чем мы уже говорили. Это не удержит оккупантов от новых задержаний, но точно может помочь человеку, который уже находится в заключении, чтобы по отношению к нему не применяли пыток.